Персонаж-1. У Забирко

"...Сев к столу, я взял фломастер, перечеркнул "дней" и написал "ночей". В общем, та ещё у меня семейка, впору удавиться. Жена на фирме с презентаций не вылезает, по несколько суток дома не появляется, дочка вся в неё пошла, и никто меня ни по имени, ни отцом не называет. Только Ларионов. Ларионов - дома, Ларионов - на работе, Ларионов - среди друзей. Лезть в петлю пока не хотелось, но на душе было тошно. И не только после вчерашнего раута. Послать бы всё к чёртовой матери...
....
Странное дело, когда я выпивши, ноги меня всегда приводят в тупичок какого-то переулка к летнему кафе в уютном скверике с небольшим фонтанчиком. Машины здесь не ездят, поэтому в кафе всегда тихо и даже в жаркий полдень прохладно под старыми раскидистыми тополями. Пару раз я пытался разыскать это кафе на трезвую голову, но ничего не получилось. Такое впечатление, что кафе и скверик находятся в параллельном мире, вход в который открывается исключительно для алкоголиков.
Водка сделала своё дело, и я почувствовал, что хочу есть. Сел за столик заказал пару сарделек с тушёными грибами, бокал пива. Когда съел одну сардельку и выпил полбокала пива, по телу разлилась благость, и я почувствовал, как семейные неурядицы и дискомфорт в душе отодвинулись на второй план. Лепота! Всё-таки есть в жизни счастье.
Откинувшись на спинку пластикового кресла, я огляделся.
Грузный бородач за соседним столиком внимательно посмотрел на меня, хмыкнул и, прихватив с собой графинчик с водкой, пересел ко мне.
- Привет, Ларионов! - сказал он, выставляя на столик пластиковые стаканчики..."

Виталий Забирко. "Работа за рубежом". Рассказ.
Опубликован в журнале "Реальность фантастики" (#4, 2003) и авторском сборнике В.Забирко "Рай под колпаком" (2004).

Персонаж-2. У Прашкевича

"...До Летнего сада мы не дошли.
Коля затащил нас в подвальчик.
"Политбюро", может, "Трибунал", не помню.
В яркой вспышке озарения некоторые факты прошлого как бы подтаяли.
Ларионычу ужасно понравились полки с книгами и портретами бывших вождей. Там почти все были выставлены, как на иконостасе. Даже те, которые были убиты пулями, пошедшими на подвеску Конкордии Аристарховны. Ларионыч незамедлительно потребовал у официанта известную книгу, в которой Лев Давидович Троцкий безапелляционно утверждал, что искусство пейзажа не могло возникнуть в тюремной камере. Ларионыч был уверен, что это чушь. Плесень на стенах камеры интереснее любого пейзажа. Если начистоту, заявил нам Ларионыч, самые прекрасные полотна мира - это камерная плесень.
Официант понял Ларионыча правильно.
"Значит, водочки, - записал он. - Что еще?"
Мы отмахнулись. Ларионыч говорил беспрерывно.
Все сказанное им было одним бесконечным предложением, в котором уместилось все: питерская погода, мой недописанный роман, неоправданные путешествия, неожиданная жалоба на то, что вот он, Ларионыч, в раннем детстве много раз перечитывал непонятный роман "Что делать?", а "Путешествия Гулливера" попались ему только в школе. Правда, попадись ему "Путешествия" раньше, говорил и говорил Ларионыч, он, наверное, неправильно бы все понял. В самом деле, какой смысл читать о придуманных чудесах? В годы счастливого детства летающие острова уже парили над нашими головами, а казенные заведения были заполнены замшелыми струльдбругами, а лилипуты вовсю издевались над великанами.
"Заканчивай роман и сразу обратно в Питер!" - время от времени повторял Коля.
Мы посмеивались его нетерпению.
Мы расставались всего на неделю.
Что нам какая-то неделя? Мы бессмертны. Отпущенное нам время бесконечно. Оно вмещает в себя абсолютно все: и римских рабов, и мрачные египетские пирамиды. Первая мировая тоже входит в наше общее время. И пунические войны, и походы персов и греков, и плаванья доисторических мореходов вокруг ойкумены. Вся история человечества вплавлена в наше общее время, как муравьи в янтарь, всё входит в один объем - галактики, звезды, запредельные миры, чудесная расширяющаяся Вселенная, пронизанная светящимися трассами необыкновенных ченнелинговых сообщений. Мы бессмертны, мы молоды, ничто для нас не может оборваться, мы будем жить вечно, -
нет плохих вестей из Сиккима.

4

На канале Грибоедова ангел-хранитель Ларионыча, пьяно и нагло расположившийся на его плече, сделал строгое замечание пожилому менту за расслабленную походку и похотливый рот, отчего тот нервно начал на нас оглядываться. Но я отшил мента вопросом: "Чиный нэр хэн бэ?" Он тут же отпал, приняв нас за распоясавшихся иностранцев.
"Ус уух. Выпить бы".
Ларионыч продолжал говорить.
К моменту окончательного прощания у Коли выработалась стойкая аллергия на водку. Пришлось заказать по рюмочке коньяка в каком-то баре на Невском. Рюмочки выбирал мрачный Коля. "Это чаши для крюшона", - деликатно подсказал бармен, пораженный его мрачностью. Коля не ответил. За окном начал сеять дождь, понесло нежным туманом, растравой сердечной. Мы плыли сквозь плотную влажную мглу, как меланхоличные прямоходящие рыбы. Потом Ларионыч все-таки поймал такси:
- В Пулково!"

Геннадий Прашкевич."Нет плохих новостей из Сиккима". Повесть.
Будет опубликована в одном из ближайших номеров журнала "Полдень, XXI век".

UPD
Повесть опубликована в 2-х номерах "Полдня", мартовском и апрельском, за 2008 год.

Персонаж-3. У Алексея Евтушенко

"...Врача "диких" звали Лар Тисс.
Был это довольно высокий и плотный мужчина лет за сорок, со встрепанной русой шевелюрой и свирепо-веселым взглядом из-под низких густых бровей. Облаченный в салатный халат с закатанными по локоть рукавами, он первым делом осведомился, где водка и, когда Рэй Ровего торопливо водрузил на стол ополовиненную литровую бутылку, укоризненно пророкотал:
- И не стыдно?
- Это задаток, - уверил эскулапа Симус Батти. – Ты же меня знаешь.
- То-то и оно, что знаю, - пробурчал Лар Тисс, доставая посуду. – Как помощь нужна, так все горы золотые сулят и моря разливанные, а как дело сделано – хрен от вас стакана дождешься.
- Ладно-ладно, не прибедняйся, - подмигнул Бес Тьюби. – А то девушки могут действительно подумать, что ты у нас тут от трезвости засыхаешь на корню. Тебя ж берегут просто. Хлопцы понимают, что достойной смены и замены тебе у нас нет, вот и половинят, насколько возможно. А то ведь дай тебе волю, так ты и сопьешься, пожалуй.
- Ишь, заботливый нашелся, - врач ловко, что свидетельствовало о немалом опыте, разлил водку по четырем стаканам. – О себе лучше позаботься. Кто в позапрошлом месяце сначала ящик коллекционного вина столетней выдержки выдул с двумя девками из гурта, а потом у меня же и спиртом казенным на опохмелку одалживался?
- Я ж тебе потом все возместил! – возмутился Бес Тьюби.
- Еще бы ты не возместил… Ладно, забыли. Давайте-ка лучше выпьем – и к делу. А то вы у меня на сегодня еще не последние.
Сам осмотр Лар Тисс провел в соседней комнате быстро и, как показалось Касе, весьма небрежно.
- Ничего страшного, - заявил врач, выводя девушек к ожидающим мужчинам. - Шок и, возможно, легкое сотрясение мозга. Ерунда. Девки молодые, сильные, здоровые… Двое суток покоя, и все будет в порядке. Да они и сейчас, в общем-то, в порядке, можно пользоваться, если терпелки совсем нет. Но я бы на вашем месте все-таки пару дней воздержался. Для полной уверенности. Черт его знает, как могут подействовать на их нежные и ранимые натуры ваши немедленные и грубые домогательства!
И Лар Тисс довольно захохотал.
- Но не больше двух суток! – он неожиданно оборвал смех и разлил по стаканам остатки водки. – Это я вам как врач говорю. Ежели заартачатся и будут утверждать, что им плохо, и они не могут – не верьте. Смогут."

Алексей Евтушенко. "Охота на Актеона". Роман. 2005.

P.S.
Есть эпизоды с доктором Лар Тиссом и в романе А.Евтушенко "Ловушка для Артемиды" (это продолжение "Охоты на Актеона").